Неточные совпадения
И недели три Илюша гостит дома, а там, смотришь,
до Страстной недели уж недалеко, а там и
праздник, а там кто-нибудь в семействе почему-то решит, что на Фоминой неделе не учатся;
до лета
остается недели две — не стоит ездить, а летом и сам немец отдыхает, так уж лучше
до осени отложить.
Татьяна Марковна, однако, разрешила ему приехать к ней на
праздник Рождества, и там, смотря по обстоятельствам, пожалуй, и
остаться. Он вздохнул немного отраднее и обрадовался предложению Тушина погостить
до тех пор у него.
Мать, в свою очередь, пересказывала моему отцу речи Александры Ивановны, состоявшие в том, что Прасковью Ивановну за богатство все уважают, что даже всякий новый губернатор приезжает с ней знакомиться; что сама Прасковья Ивановна никого не уважает и не любит; что она своими гостями или забавляется, или ругает их в глаза; что она для своего покоя и удовольствия не входит ни в какие хозяйственные дела, ни в свои, ни в крестьянские, а все предоставила своему поверенному Михайлушке, который от крестьян пользуется и наживает большие деньги, а дворню и лакейство
до того избаловал, что вот как они и с нами, будущими наследниками, поступили; что Прасковья Ивановна большая странница, терпеть не может попов и монахов, и нищим никому копеечки не подаст; молится богу по капризу, когда ей захочется, — а не захочется, то и середи обедни из церкви уйдет; что священника и причет содержит она очень богато, а никого из них к себе в дом не пускает, кроме попа с крестом, и то в самые большие
праздники; что первое ее удовольствие летом — сад, за которым она ходит, как садовник, а зимою любит она петь песни, слушать, как их поют, читать книжки или играть в карты; что Прасковья Ивановна ее, сироту, не любит, никогда не ласкает и денег не дает ни копейки, хотя позволяет выписывать из города или покупать у разносчиков все, что Александре Ивановне вздумается; что сколько ни просили ее посторонние почтенные люди, чтоб она своей внучке-сиротке что-нибудь при жизни назначила, для того чтоб она могла жениха найти, Прасковья Ивановна и слышать не хотела и отвечала, что Багровы родную племянницу не бросят без куска хлеба и что лучше век
оставаться в девках, чем навязать себе на шею мужа, который из денег женился бы на ней, на рябой кукушке, да после и вымещал бы ей за то.
Посредник обиделся (перед ним действительно как будто фига вдруг выросла) и уехал, а Конон Лукич
остался дома и продолжал «колотиться» по-старому. Зайдет в лес — бабу поймает, лукошко с грибами отнимет; заглянет в поле — скотину выгонит и штраф возьмет. С утра
до вечера все в маете да в маете. Только в
праздник к обедне сходит, и как ударят к «Достойно», непременно падет на колени, вынет платок и от избытка чувств сморкнется.
Мальчик в штанах. Никогда у вас ни улицы, ни
праздника не будет. Убеждаю вас,
останьтесь у нас! Право, через месяц вы сами будете удивляться, как вы могли так жить, как
до сих пор жили!
Румянцев
до невероятности подделывался к новому начальнику. Он бегал каждое воскресенье поздравлять его с
праздником, кланялся ему всегда в пояс, когда тот приходил в класс, и, наконец, будто бы даже, как заметили некоторые школьники, проходил мимо смотрительской квартиры без шапки. Но все эти искания не достигали желаемой цели: Калинович
оставался с ним сух и неприветлив.
До светлого воскресения, пишет очевидец сих происшествий,
оставалось еще четыре дня, но для нас уже сей день был светлым
праздником.
Принимая в соображение шум и возгласы, раздававшиеся на дворе, можно было утвердительно сказать, что тетушка Анна и снохи ее также не
оставались праздными. Там шла своего рода работа. И где ж видано, в самом деле, чтобы добрые хозяйки сидели сложа руки, когда
до светлого
праздника остается всего-навсе одна неделя!
Этот поток теней, почему-то более страшных, чем люди, быстро исчез, Яков понял, что у ворот фабрики разыгралась обычная в понедельник драка, — после
праздников почти всегда дрались, но в памяти его
остался этот жуткий бег тёмных, воющих пятен. Вообще вся жизнь становилась
до того тревожной, что неприятно было видеть газету и не хотелось читать её. Простое, ясное исчезало, отовсюду вторгалось неприятное, появлялись новые люди.
Самыми счастливыми днями у него были теперь воскресенья и
праздники, когда он с утра
до вечера
оставался дома.
— Не успели, — молвила Манефа. — В чем спали, в том и выскочили. С той поры и началось Рассохиным житье горе-горькое. Больше половины обители врозь разбрелось.
Остались одни старые старухи и
до того дошли, сердечные, что лампадки на большой
праздник нечем затеплить, масла нет. Намедни, в рождественский сочельник, Спасову звезду без сочива встречали. Вот
до чего дошли!
На дворе были «святки»,
до Крещения
оставалось несколько дней.
Праздником и отсутствием графа, находившегося в Петербурге, объяснялось это веселье. Граф Алексей Андреевич уже около трех месяцев не был в своей «столице», как остряки того времени называли Грузино.